Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!

Это письмо – отклик на Ваше выступление в апреле с.г. в республике Коми, а именно на высказанную Вами тогда мысль о необходимости использования при воспроизводстве лесов новых высокоэффективных решений, т.е. всего того, о чем ныне говорят как о «высоких технологиях».

Ваше предложение одновременно обрадовало и удивило.

Обрадовало потому, что наши лесоводы-ученые впервые за ряд лет услышали о том, что результаты работы лесохозяйственной науки и они сами могут быть востребованы страной и ее лесным хозяйством, о чем для всеобщего сведения сказал именно Президент России.

А удивило потому, что мои коллеги и я лучше многих знаем о том, в каком бедственном состоянии находится теперь лесное хозяйство и лесохозяйственная наука России; и как много надо сделать, чтобы изменить положение в нашей отрасли, чтобы она стала восприимчивой к самому понятию хайтек.

При всем указанном, уже сам факт и тема Вашего выступления очень важны. Для нашей существующей уже более 200 лет отрасли они могли бы означать начало ее действительно капитального ремонта взамен происходящего до сих пор дикого растаскивания еще сохранившихся ветхозаветных камней.

I. О высоких технологиях

В недавнем прошлом наша лесохозяйственная наука имела возможности для продуктивной работы. Перечни результатов проведенных НИОКР и предложений для инновации в лесохозяйственное производство занимали тогда в отраслевых «планах внедрения» многие десятки страниц. Не перечисляя предложенного (поскольку это просто невозможно), напомню только о той главной формуле цели работы ученых растениеводов (и, конечно, лесоводов), какой ее определил еще в XVII веке известный Джонатан Свифт: получать два колоса (или два дерева) там, где их до этого было вдвое меньше.

С моей точки зрения, наибольший интерес как объект для реализации высоких технологий лесовыращивания в России может иметь Восточно-Европейская равнина. По условиям климата, это, конечно, не субтропики. Лес (и не только он) растет на этой равнине не быстро. При всем том, наш не очень теплый климат в значительной мере компенсирован здесь подаренной нам судьбой и пращурами обширной территорией. И именно на этой территории над решением задачи Свифта трудились многие поколения наших лесоводов. Благодаря им еще и сейчас в России есть участки рукотворных лесов, которые обоснованно называют образцовыми. Один из них, по-видимому, лучший, находится в Порецком лесничестве Можайского района, почти рядом с Центром Москвы. Это произведенные в XIX в. лесные культуры (посадки) лесничего Карла Францевича Тюрмера, в которых накопленный запас и средний прирост высокоценной древесины хвойных пород намного больше, чем в окрестных лесах естественного происхождения.

Культуры одного из достойнейших русских немцев К.Ф.Тюрмера – как запечатленная в телах деревьев музыка Бетховена. Если Вы, Владимир Владимирович, сумеете выкроить время, чтобы побывать там, Вы получите, пожалуй, самое яркое представление об одном из лучших образцов русского леса и о самом смысле служения лесоводов соей профессии. На полет из Кремля на этот объект и обратно потребуется около 30 мин. Лучше других этот объект знает и может буквально все рассказать Вам о нем и о самом К.Ф.Тюрмере профессор и академик РАСХН М.В.Рубцов.

То, что сделали раньше К.Ф.Тюрмер и многие его коллеги в разных частях России, невозможно переоценить. Однако наше время требует большего, в том числе:

1) Нужно в относительно короткий срок и при не чрезмерных затратах денежных средств исправить то зло, которое лесозаготовители уже нанесли нашим лесам, а именно – надо заменить возникшие примерно на 50% площади сплошных вырубок малоценные осинники и полуделовые березняки полноценными хвойными древостоями, в которых мелколиственные породы были бы уже не доминантами, а полезной примесью хвойных.
2) Организовать массовое (и доходное!) производство древесины как ценного сырья на современной технико-технологической и организационно-экономической основе на специально создаваемых лесосырьевых плантациях, чтобы получать здесь нужную древесину быстрее и в больших количествах, чем в обычных лесах.

По названному выше пункту 1 Вы, господин Президент, тогда в Коми огорченно сказали о невозможности восстановления добротных ельников и сосняков там, где на бывших сплошных концентрированных вырубках «засели» мелколиственные древостои. В данном случае считаю своим приятным долгом возразить Вам: указанное возможно, что и было широко проверено в условиях нашей тайги на площади свыше 3 млн. га. Над решением названной задачи СПбНИИЛХ работал вместе с четырьмя другими НИУ. Начали мы этот труд в середине прошлого столетия в своей экспериментальной базе «Сиверский лес». Добились, что ель и сосна стали в нашем хозяйстве господствующими древесными породами. А потом всерьез и на больших площадях занялись инновацией сформулированного know-hаw во многих десятках рядовых лесхозов. В итоге мы получили желаемый результат. Подробнее об этом рассказано в двух монографиях, трех докторских диссертациях, в статье «Смена пород и уход за молодняками: 30 лет спустя», (журнал «Лесное хозяйство», 1998, №2, с. 29-31), в практических рекомендациях для производства, одобренных руководством бывшей Федеральной службы лесного хозяйства России и в ряде других публикаций.

Теперь мы располагаем всеми нужными техническими средствами, технологическими и экономическими нормативами и официально разрешенными для широкого использования биологически активными веществами, чтобы можно было быстро и именно в условиях России широко (на миллионах га!) внедрить в лесохозяйственную практику результаты данной НИР.

По названному выше второму пункту (по лесосырьевым плантациям) не могу не сказать об особой актуальности проблемы их создания и эксплуатации. Теперь в России имеются многие миллионы гектаров непокрытых лесом старых и новых вырубок и еще – около 40 млн. га заброшенных пашен, на которых сейчас растет то, что, по сути, не имеет коммерческой ценности. Если бы только на этих заброшенных пашнях (т.е. в обжитых районах России!) создать целевые лесосырьевые или комплексные агролесопромышленные плантации, страна смогла бы уже через 40-60 лет получать здесь ежегодно примерно вдвое больше древесины, чем ее собирают в настоящее время все лесозаготовители во всех имеющихся лесах России.

Примечание. Вышесказанное не фантазия. Это результаты наших НИОКР, опирающиеся на отечественный опыт, о котором лучше других рассказали еще наши корифеи – К.Ф.Тюрмер в книге «Пятьдесят лет лесохозяйственной практики» (М., 1891 г., 186 с.), проф. М.М.Орлов в книге «Лесное хозяйство в Харьковских имениях …» (СПб., 1913 г., 185 с.), проф. К.Б.Лосицкий и В.С.Чуенков в книге «Эталонные леса» (М., 1980, 191 с.) и многие другие.

По проблеме производства древесины на лесосырьевых плантациях СПбНИИЛХ, Гипролесхоз и еще 15 других НИУ приступили к крупномасштабным НИОКР в соответствии с постановлением Госплана СССР №95 от 30.04.80 г. и постановлением Коллегии Гослесхоза СССР от 13.03.1981 г.

Все вышеупомянутое началось с того, что уже тогда Лесной отдел Госплана СССР (С.Г.Синицын) пришел к выводу о приближающемся дефиците доступной древесины хвойных пород в европейско-уральской части страны.

Наш Институт, начавший эту работу раньше других, был определен ее головным исполнителем. Данную НИР мы ведем около 50 лет. Без ложной скромности могу сказать Вам, г-н Президент, что это работа была и остается одной из наиболее интересных в нашей жизни, а главное – одной из самых актуальных для лесного комплекса России.

В числе полученных результатов были: фундаментальные научные положения о влиянии на рост лесных культур сочетаний разных факторов и условий, технологические нормативы, ряд новых (оригинальных!) машин и орудий, две изданные в России и Беларуси монографии, утвержденный ОСТ на плантации и площади для их закладки, многие статьи, а также рекомендации для производства, реализованные во многих проектах и в разных лесхозах на общей площади, равной примерно 30 тыс. га.

Потом, уже в 90-х гг., произошло то, что почти перечеркнуло всю эту нашу общую с лесхозами страны работу. За плантациями надо было вести уход, а денег для этого у лесхозов просто не было. На мое обращение за помощью в МПР я даже не получил ответа. И только на наших опытных объектах в Ленинградской и Псковской областях и в Карелии сами научные работники за счет собственных крох или даже без них, довели эту работу почти до финала. Ее основной практический результат: показанная возможность получать на плантациях ели и сосны, выращиваемых в определенных технологических режимах и на широко распространенных в условиях южной тайги и смешанных лесов почвах, следующее количество древесины ели и сосны:

 в возрасте 50 лет – не менее 300 м3/га балансов для ЦБК;
 в возрасте 70 лет – не менее 400 м3/га пиловочных бревен.

По объему продуцируемой деловой древесины лесосырьевые плантации примерно вдвое превосходят окрестные леса естественного происхождения. Подробнее об этом рассказано в наших монографиях и в журнале «Лесное хозяйство», 1997г., № 6, стр. 4-7.

Рассказанное выше – всего лишь малая толика того, в чем ранее преуспела лесохозяйственная наука России. Я же в этом письме позволил себе рассказать Вам только о двух позициях, которые могли бы занять престижное место в планах инновации высоких технологий в нашей отрасли. Рассказав именно о них, я решаюсь обратиться к Вам, Владимир Владимирович, с необычной и, очевидно, слишком смелой просьбой, а именно: выкроить из своего расписания толику времени, чтобы этим летом Вы смогли увидеть в натуре, вблизи Санкт-Петербурга, хотя бы два наших опытных объекта (пока они еще не уничтожены!): 30-летнюю лесосырьевую плантацию ели и сосны и уже полученный в готовом виде результат форсированного превращения мелколиственного древостоя в полноценный хвойных лес.

То и другое можно увидеть с вертолета. Объекты находятся рядом с поселком Дружная Горка. Чтобы долететь туда, осмотреть объекты и вернуться в Константиновский дворец потребуется не более часа. Если же сделать посадку и посмотреть на объекты с земли, надо будет потратить еще полчаса часа.

II. О лесной политике и экономической реформе в лесном хозяйстве России

Чтобы всерьез заниматься инновацией имеющихся прогрессивных технологий в воспроизводство лесов, надо иметь отраслевой план данной работы. Кто у нас должен курировать (опекать, контролировать и планировать) процесс инновации всего того, что может быть отнесено к числу хотя бы наиболее актуальных? Очевидно федеральный центр в лице его МПР и его Агентства лесного хозяйства. Однако вынужден сказать Вам, Владимир Владимирович, что это совершенно невозможно, поскольку лесная политика названных структур и уровень знаний тех, кто их возглавляет, имеет не созидательную, а разрушительную ориентацию, фокус которой сконцентрирован не в воссоздании и выращивании лесов, а в слове «рубить».

В обоснование такого вектора своей политики руководители названных структур используют главным образом следующий ход, нуждающейся в нелицеприятных комментариях.

Это – широкое распространение среди граждан России и других стран сообщений о том, что в наших лесах якобы имеется очень большое количество высокоценной и доступной древесины, от которого мы теперь берем лишь малую толику.

Такие сообщения далеки от правды. По сути, это черный PR, построенный по рецепту известной колбасы на основе «честного» сочетания одного рябчика с одним конем. Только в нашем «лесном» случае, в отличие от упомянутой колбасы для смешения используют другие компоненты, а именно: сравнительно небольшую часть оставшихся доступных лесов, имеющих реальную коммерческую ценность, и очень большую часть малопродуктивных лесов, эксплуатация которых (как почти экономической пустыни) сопряжена с неизбежной отрицательной величиной показателя рентабельности.

Неправомерность указанных действий, казалось бы, нельзя долго скрывать. Но такая «метода» как ни странно, «срабатывает» в течение уже многих лет. В итоге производимого сложения того, что в принципе складывать нельзя, заинтересованные фигуранты получают почти космической цифры о величине так называемых расчетных лесосек России. Эти цифры в виде многих сотен миллионов кубометров древесины часто и с пафосом повторяют многие СМИ. Однако надо сказать, что на этом самом месте «веселое кино» заканчивается, а объявленные цифры получают совсем другую жизнь. Их просто используют в качестве «обоснования» для наращивания объемов рубок леса, которые вели и ведут не где-нибудь при Полярном круге, на горах и болотах Восточной и Западной Сибири (т.е. на экономически недоступных территориях), а там, где из государственного леса, поближе к дорогам и рекам, еще можно взять и с выгодой продать или перепродать остающуюся там ценную древесину.

Вышесказанное не может не породить вопроса, кому все это нужно?

Отвечаю следующим предположением: тем, кто желает и впредь не покупать у государства принадлежащий ему сохраненный и выращенный им лес общепринятым способом (на открытых торгах-аукционах), а получать его в рубку почти даром, на удобных и доступных площадях, под предлогом – «леса у нас видимо-невидимо». И все это – подчеркну – без существенных вложений средств в само лесное хозяйство, а именно: в устройство лесов, их возобновление, разведение и выращивание, в охрану и защиту леса, а также в лесохозяйственную науку и в учебные процессы по подготовке профессиональных лесоводов.

Если смотреть на состояние наших лесов не через широко распространяемые розовые очки, легко заметить, что происходящее там имеет отнюдь не розовый цвет. Так по данным официального справочника «Лесной фонд России» (1999 г.), в восьми субъектах Федерации (а именно в Архангельской, Башкортостане, Вологодской, Калининградской, Карелии, Коми, Марий Эл и Пермской обл.), где вели и продолжают вести интенсивные рубки леса, запасы древесины в спелых сосняках и ельниках уже упали на уровень приспевающих, а в двух областях (в Свердловской и Челябинской) они даже оказались ниже, чем в средневозрастных. О происшедшем я уже сообщал в нескольких статьях и только раз мне задали вопрос: почему указанное плохо?

Полагая, что названный вопрос может интересовать многих, отвечаю на это «почему».

Еще недавно страна жила по правилу: выполнение планов (например, по лесозаготовкам) – долг и обязанность. Планы задавались в натуральных единицах (в куб. м. древесины). И мы привыкли к этому. Некоторые, кто постарше, наверное, еще помнят тезис: «при социализме экономика действует в преобразованном виде». Это и привело тогда к созданию системы «твердых» нормативных цен.

То время – в нашем прошлом. Теперь, в условиях рыночных отношений, государственное лесное хозяйство, чтобы не быть перманентным банкротом, просто не имеет иной альтернативы кроме ведения такой хозяйственной (товарно-денежной!) деятельности, в итоге которой оно (государственное лесное хозяйство!) получало бы доход и прибыль. Естественно, что величины того и другого не могут быть полновесными, если в рубку отпускают, как часто делают теперь, древостои с заниженными запасами древесины и, по сути, в виде маломерных деревьев.

Основным (хотя и не единственным) путем формирования стабильного лесного дохода и прибыли лесного хозяйства является реализация в рубку только определенной части выращенных древостоев. Как должно быть понятно всем, в условиях нормальных рыночных отношений, реализация отведенных в рубку участков леса должна происходить на открытых лесных торгах-аукционах с заданными для всех его участников равными условиями и обременениями. Этот нормальный путь роста лесного дохода страны элементарно торпедируют МПР и его Агентство путем использования четырех основных способов:

а) Энергичным развитием – по разными предлогами – бесплатного отпуска древостоев в рубку.
б) Подменой лесных торгов-аукционов массовой сдачей лесов в безвозвратную псевдоаренду, а также передачей лесов определенным структурам в рубку на основании так называемых конкурсов; и все это – по многократно заниженным ценам по сравнению с ценами на аукционах.
в) Полным лишением лесхозов разумной доли дохода от продажи леса на аукционах, что ликвидировало у них имевшийся интерес к проведению нелегкой работы по организации аукционов.
г) Преувеличением в своих публикациях отчетных сумм о якобы полученном лесном доходе путем его неправомерного сложения с налогами, взысканными Федеральной таможенной службой за перевоз через границу лесных грузов.

О тупиковом направлении лесной политики, проводимой МПР и его Агентством, отчетливо говорят данные о происшедших изменениях в лесах Карельского перешейка, которые, я уверен, Вы, Владимир Владимирович, неоднократно навещали.

Общая площадь лесов Карельского перешейка около 1 млн. га. Из них ≈0,8 млн. га находится в ведении МПР. На этой территории в 1993 и 2004 гг. состоялось два тура лесоустройства, сопровождавшиеся инвентаризацией лесов. Эту нелегкую работу выполнили сотрудники государственного лесоустроительного предприятия. В итоге были получены данные, позволяющие увидеть следующую нерадостную картину.

 За прошедшее время общая площадь курируемых МПР лесов уменьшилась на 2,2 тыс. га. При этом, как оказалось, площадь земель под древостоями сосны («царицы» Карельского перешейка) была сокращена на 19,7 тыс. га (на 5,9%!). Зато возросли площади осинников и березняков всего на 17,5 тыс. га.
 Непокрытая лесом площадь старых и свежих вырубок увеличилась с 2,7 тыс. га до 8,6 тыс. га, т.е. в 3,2 раза (!).
 Объемы заготовленной древесины в сосняках и ельниках оказались равны:
а) по рубкам главного пользования, т.е. при платном лесоотпуске, — 5,4 млн. м3,
б) по разным видам рубок неглавного пользования, т.е. при бесплатном лесоотпуске, — 6,9 млн. м3.
 Уровень использования расчетной лесосеки в сосняках и ельниках при рубках главного (платного) лесопользования – 93%.
 Тоже при бесплатном отпуске древесины при рубках неглавного пользования – 115%, и это только по ликвидной древесине, имеющей коммерческую ценность.
 Объемы нелегальных (воровских) рубок леса за ревизионный период достигли 0,4-0,5 млн. м3 в год, что составляет около 25% всей изъятой из леса древесины.
 Площадь лесов (тыс. га), переданных в так называемую аренду: в 1993 г. – 0 га, в 2004 г. – 737 тыс. га, что соответствует 95% общей площади лесхозов.

Приведенные данные лесоустройства свидетельствуют о том, что на Карельском перешейке велась (и продолжается!) контрпродуктивная «хозяйственная» деятельность. Ее главной «пружиной», как можно видеть, стала массовая сдача лучших лесов в безвозвратную (и дешевую!) псевдоаренду. В том, что это – худший из возможных способов ведения лесного хозяйства, Министерство Государственных имуществ России убедилось более 150 лет тому назад. Тогда было не только сказано, но записано: к вопросу о сдаче казенных лесов в аренду более не возвращаться. В наше время о сделанном тогда выводе почему-то забыли. Противоестественная арендизация лесов стала квинт-эссенцией порочной лесной политики, которую ведут МПР и его Агентства лесного хозяйства. Это дает вполне ожидаемый результат: показанное на примере Карельского перешейка существенное снижение сырьевой (коммерческой) и несырьевой ценности лесов.

То, о чем было рассказано выше, не могло не нанести Государству финансовый ущерб в особо крупном размере. Величину ущерба и его составные элементы можно определить, если пересчитать полученные лесоустройством натуральные величины в их валютные эквиваленты. Кто это сделает? Сами лесоустроители? Счетная палата России? Или, может быть, Генеральная прокуратура? Если Генпрокуратура займется этим делом, то, очевидно, она сумеет найти десятки «стрелочников». Только вот достанет ли у прокуроров смелости назвать в числе главных виновников происходящего тех, кто удобно расположился в Госдуме, в МПР, в Росприроднадзоре, в кабинетах домов, расположенных в Смольном монастыре, и в иных престижных местах, где находящиеся там чиновники и общественные деятели подменяют приоритет порученных их опеке государственных интересов интересами собственных и родственных фирм, успешно превращающих все тот же дешевый кругляк, о котором говорил Президент, в свои личные накопления?

Леса Карельского перешейка – не только источник ценнейшего древесного сырья и немалого лесного дохода Государства. Раньше об этих лесах уважительно говорили еще как о легких Санкт-Петербурга и о главной территории для оздоровительной рекреации горожан. Однако в настоящее время, опираясь на полученные лесоустройством сведения (в том числе о происшедшем сокращении площади сосняков и об увеличении площади непокрытых лесом лесных земель) есть все основания констатировать имеющее место ослабление очень важных несырьевых функций лесов Карельского перешейка.

Кто-то, возможно, воспримет происшедшее в лесах Карельского перешейка спокойнее, чем я. Например, так: подумаешь, не так уж и велики происшедшие изменения.

Отвечаю. То, о чем рассказали лесоустроители, «реформаторы» сделали всего за 10 лет. Продленный во времени вектор такого «хозяйствования» позволит увидеть тем, кто недавно стал взрослым, результаты уже происшедшего опустошения одного из красивейших ландшафтов Северо-Запада. Это надо России? И что по данному поводу скажут наши соседи?

В связи с вышеизложенным не могут не возникнуть по меньшей мере два серьезных вопроса:

а) К нашим лесоустроителям – о том, что происходит в других лесах Карельского перешейка, находящихся в ведении других лесофондодержателей, и почему эта часть Карельского перешейка вообще оказалась как бы вне поля внимания лесоустроителей?
б) К губернаторам В.И.Матвиенко и В.П.Сердюкову – о том, что они полагают нужным предпринять в лесах Карельского перешейка в связи с тем, что там уже произошло и происходит?

На совещании в Коми выступали не только Вы, наш Президент, но и другие приглашенные лица. Был среди них и глава МПР. В своей речи, бегло перечислив то, что в лесах, по его мнению, надо делать, Министр свел основную задачу государственного лесного хозяйства России к следующему минимуму, просто поражающему воображение, а именно: быть для частного бизнеса обеспечивающей отраслью для последующей переработки леса и его экспорта.

Названная установка Министра имеет, я думаю, логическую связь с проявляемым пиететом со стороны Министерства и его Агентства ко всему, что связано с рубками леса.

Чтобы не сбавить темп в поставках по разным адресам все того же кругляка, г-дам Трутневу Ю.П. и Рощупкину В.П. приходится даже взывать к тем, кто от них зависит: рубите больше. Со своей стороны замечу, что слово «больше» в данном контексте означает не столько, сколько нужно для деревоперерабатывающей промышленности России, а главным образом то, что идет в другие страны в виде дешевого кругляка и для вполне очевидных меркантильных целей.

В обоснование лозунга «рубите больше» в ход идет даже «страшная сказочка» для журналистов о том, что невырубленный переспелый, по мнению чиновников, лес может, якобы, испортить воздух как если бы он был чем-то вроде плохо вымытого унитаза или забытой на кухне селедкой.

От такого «профессионального» детского лепета легко перейти к более опасному, например, «пропустить» через наше достойное правительство и такую же Госдуму уникальное решение, позволяющее под неким «сладким» предлогом вообще скосить и продать все леса России не только сырьевого, но и несырьевого назначения (например, опытные, учебные, защитные, курортные, рекреационные и, наконец, просто заповедные). Возможно дело дойдет и до деревьев на сельских кладбищах. Только вот должен предупредить инициаторов подобных решений, что и эти меры, почерпнутые из арсенала «Дикого Запада» с его известным девизом «Срубил? – Руби дальше» не спасут лесной комплекс страны от банкротства, если наше лесное хозяйство, как фундамент названного комплекса, останется в положении «разбитого корыта», управляемого уже упоминавшимися выше дилетантами, которым почему-то теперь вверена ответственность перед Президентом и народом за состояние живых лесов России и ведение в них правильного (и доходного!) лесного хозяйства.

При существующем сумбуре в сфере лесного законодательства и действующих в наших лесах подзаконных актов, России крайне нужен «рамочный» закон в виде «Национальной лесной политики России», обеспечивающий обоснованный баланс социально-экономических и экологических интересов для всех участников лесных отношений: государственного лесного хозяйства, частных лесозаготовителей, перерабатывающих древесину структур и всех физических лиц, чья жизнь так или иначе связана с лесом.

Примерно два года тому назад данную идею выдвинул Председатель Совета Федерации С.М.Миронов. Его предложение – это выход из тупика, в котором оказались законодатели и правительство при многократно повторяемых ими попытках ввести в действие новый Лесной кодекс. О проекте этого кодекса нельзя не сказать, что он не только «сырой», но еще и наполнен непроверенными (опасными!) новациями и многими нелепостями.

Если новый Лесной кодекс выйдет раньше вышеназванного «рамочного» закона, в котором были бы четко определены «правила игры» для всех групп участников лесных отношений, существующие и новые беды для лесов России и всего ее лесного комплекса станут не меньше, а больше.

О том, какие понятийные положения и формулировки должны присутствовать в «рамочном» законе «Национальная лесная политика России», можно будет обсудить позже. Однако, как лесовод, я просто не могу сейчас не сказать о наиболее важном, что должно быть отражено в нем. Это:

1. Признание того, что ведение в стране государственного лесного хозяйства имеет своей главной задачей производство сырьевых и несырьевых благ, что эти блага являются товаром, на основе реализации которого в каждом лесхозе (лесничестве) и формируется основная сумма лесного дохода государства и прибыль лесхозов.
2. Признание постоянства лесопользования одним из главных и непререкаемых условий ведения правильного лесного хозяйства, а также необходимости соблюдения этого условия в отношение каждой отдельно взятой лесной дачи с однородными природными и социально-экономическими условиями.
3. Укрепить в мыслях и действиях правительства и крупнейших лесопромышленников известные аксиомы о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и еще о том, что скупой платит дважды. То и другое уже давно имеет место в их лесной политике. Ее генеральная суть: взять у леса и у лесоводов побольше и ничего (почти ничего!) не отдавать им взамен. Опаснейшие последствия указанного маскируются существующей социально-политической незащищенностью лесоводов, далеко не всегда серьезным отношением государства к своему лесному хозяйству и еще тем обстоятельством, что лес растет медленно. Однако сколько бы веревочка не вилась, а конец у нее все равно будет. Продолжающееся в течение почти 90 лет лишение государственного лесного хозяйства России его товарно-денежной сути в интересах почти бесплатного отъема древостоев в рубку лесозаготовителями уже поставило наше государственное лесное хозяйство на грань жизни и смерти. Однако на указанном дело конечно не закончится. За развалом лесного хозяйства (когда в лесах уже не останется высокоценных и доступных древостоев) с неизбежностью смены времени суток последуют банкротства частных лесопромышленных компаний. Возможно, их хозяйства не будут слишком огорчены таким оборотом их бизнеса. А вот что будет с теми людьми, кто там работает, кого лес кормит и помогает вырастить детей? Уверен, что руководство страны не допустит пренебрежения их жизненными интересами. Известный ход мыслей азартного Германа в опере П.И.Чайковкого – «сегодня ты, а завтра я» – может обернуться в наших условиях не только разными экологическими бедами, но и дорогой к «русскому бунту», о чем администрации и профсоюзам нельзя не помнить.

Примечание. В Лесном департаменте Российской империи в свое время нашли решение задачи о том, как сберечь овец (в нашем случае государственный лес) и не оставить голодными лесопромышленников. Лес тогда продавали в рубку в объемах, не противоречащих принципу постоянства лесопользования в границах каждой лесной дачи с однородными лесорастительными и социально-экономическими условиями. Перерубы лесосек в одной даче за счет другой (или других), как это делают теперь, категорически не разрешались. За восстановление вырубленного леса платили лесозаготовители (еще до выдачи лесорубочных билетов с них взимали лесокультурный залог). Сам продаваемый в рубку лес (а это делали обязательно на открытых торгах!) дешевым не был. Перепродавать его в виде дешевого кругляка, да еще за границу, было не выгодно. Поэтому лесопромышленники всерьез занимались переработкой круглого леса в более ценные сортименты. И все это, подчеркну, не было чем-то похожим на «мечтания» известного Манилова, но приносило четкий позитивный результат: по величине своего лесного экспорта страна тогда уверенно занимала первое место в мире не только по массе продаваемой переработанной древесины, но и по ее валютной стоимости. И еще. Как собственник примерно 50% лесов России, ее правительство (точнее, его Лесной департамент) получало от реализации леса в рубку весьма приличный лесной доход, а именно около 100 млн. золотых руб. в год. Треть названной суммы оставалась в распоряжении Лесного департамента. Это обеспечивало возможность его персоналу успешно и ответственно выполнять свои служебные обязанности, вести достойный образ жизни, финансировать лесохозяйственную науку, крупнейший лесной ВУЗ страны (ныне – это ЛТА), множество лесных школ и даже устанавливать именные стипендии для лучших студентов.

4. Положить предел дорогостоящим и неоправданным стремлениям различных фигурантов к тому, чтобы за счет государства продвинуть лесозаготовки к широтам Полярного круга, а именно на бедные вечномерзлотные почвы, где у нас еще остались крайне низкопродуктивные, как правило, разновозрастные девственные хвойные леса, представляющие неисчислимую ценность не для спекулятивной торговли кругляком, а в качестве экологического банка оставшегося биологического разнообразия бореальной тайги. Если пролоббированные депутаты Госдумы выделят кредиты определенным чиновникам и коммерсантам, последние очевидно преуспеют в своем намерении вырубить названные леса и продать полученную там древесину. Однако они никогда не смогут восстановить их генетическое и видовое разнообразие, даже если правительство выделит на это весь золотой запас России.
5. Подвинуть идеологию и экономику лесозаготовок от древнего как сам мир собирательства якобы бесплатного древесного сырья (а на самом деле — очень дорого и добываемого в труднейших условиях!) к его интенсивному производству в виде наиболее нужных и наиболее выгодных в коммерческом плане сортиментов и именно там (только там!), где для этого имеются приемлемые природные и социально-экономические предпосылки.

III. О лесохозяйственной науке

Высокие технологии в сфере воспроизводства лесов нельзя создать на асфальте. Для этого ученые должны работать в лесу, часто в грязи и пыли и в окружении многих кровососущих существ. Работать надо долго, иногда десятки лет, со сменой поколений исполнителей, при сохранении исходной постановки задач на проведение НИР и, естественно, при уверенности в том, что создаваемые опытные объекты не будут уничтожены в результате воровства или вандализма.

В настоящее время условия проведения НИОКР в интересах создания и инновации высоких технологий в воспроизводство лесов страны оказались значительно хуже, чем они были, например, в первые послевоенные годы.

По себе знаю, что трудно прожить без хлеба и совсем нельзя без надежды.

Не только уверенность, но и надежду на то, что высокообразованные лесоводы нужны своей стране и ее лесному хозяйству у большинства моих коллег уже отняли. Произошло это вследствие разных причин и, не в последнюю очередь, в результате деятельности тех, кто теперь возглавляет нашу отрасль.

То, чему лесоводы учились у своих профессоров, сейчас подменено широко афишируемой возможностью личного обогащения за счет вырубки и продажи государственных лесов. Подробнее об этом я рассказал в брошюре «Деградация лесного хозяйства России» (2006 г.).

Поэтому ниже я позволил себе очень сжато сообщить только о той беде, в которую ввергли упомянутые выше господа наш Институт (СПбНИИЛХ) и его экспериментальную базу ОЛХ «Сиверский лес».

Институт и совершенно необходимая ему экспериментальная база работали как единое целое с 1927 г. База находилась в административном подчинении Института, а вместе мы постоянно замыкались на центральный исполнительный орган лесного хозяйства страны. Таким образом, мы всегда оставались внутри своей отрасли и совместно работали на нее. При всем том наша дирекция и ученый совет практически всегда располагали реальными рычагами влияния на выполнение внутри границ своей базы нужных нам опытных и инновационных работ.

За ряд лет показатели продуктивности, инфраструктуры и коммерческой ценности лесов нашей экспериментальной базы оказались на голову выше, чем в соседних лесхозах. В 1966 г. этот факт был отмечен орденом Трудового Красного знамени. А в более близкое время (в 2000 г.) Институт даже выступил с инициативой о проведении в ОЛХ «Сиверский лес» экономического эксперимента, в результате которого мы надеялись не только отказаться от государственных дотаций, но и превратить свой «Сиверский лес» в самоокупаемое, а затем и в высокодоходное хозяйство.

МПР поддержало названное предложение. Однако затем, с появлением нелесовода Рощупкина В.П. в роли главного лесничего России, данному делу было дано направление, представляющее, по моему мнению, очевидный интерес для Генеральной прокуратуры. Руководитель нового Рослесхоза просто отнял у Института его экспериментальную базу и сделал это при демонстративном нарушении двух действующих федеральных законов России, а именно: Указа Президента РФ от 27.04.1992 г. №426, который запрещал отбирать у научно-исследовательских учреждений их экспериментальные базы, и действующего Лесного кодекса РФ (1997 г.), в котором (в ст. 128) четко определено, что НИУ лесного хозяйства могут иметь экспериментальные базы и вести в них лесное хозяйство.

Указанным нарушением федеральных законов дело не закончилось. Чтобы иметь возможность распорядиться немалым запасом древесины, выращенным коллективом Института и его экспериментальной базы, все то же лицо решило сдать наши леса в так называемую аренду.

Для нас данное требование смерти подобно, поскольку внедряемые в наше ОЛХ посторонние и необразованные люди просто не могут не поломать там то, что было ранее создано. С нескрываемой гордостью скажу: не кто-нибудь, а именно наши ученые вместе с нашими лесничими своим умом, руками и многолетним трудом создали свое ОЛХ и буквально нашпиговали его опытными объектами, наблюдаемыми уже в течение десятков лет. Поэтому ни директор Института, ни его Ученый совет не дали согласия на то, чтобы передоверить свой опытный лес неким псевдоарендаторам, абсолютно чуждым лесной науке. Ответом на указанное было: смена директора Института, изменение его Устава и переподчинения ОЛХ «Сиверский лес» местному Агентству, которым командует г-н Рощупкин В.П., и которое тут же провело так называемый конкурс (при плотно закрытых для научных работников дверях), в итоге которого наши лучшие леса оказались переданными невесть откуда взявшейся фирме «Лемо-Планери» в так называемую аренду аж на 49 лет (т.е., по сути, навсегда).

Наши протесты по поводу учиненного произвола, напр

07/06/2006