Наше сегодня это бесконечные рекомбинации осколков прошлого, своего и чужого. От этого возникает феерическое ощущение бесконечного повторения, которое нельзя прервать, как уже трижды виденный дурной сон.

http://www.ej.ru/?a=note&id=10610

4 ДЕКАБРЯ 2010 г.

ЕВГЕНИЙ ИХЛОВ

А деспот пирует в роскошном дворце,

Тревогу вином заливая

Но грозные буквы давно на стене —

Чертит уж рука роковая:

"Падёт произвол и восстанет народ —

Великий, могучий, свободный

Прощайте же братья, мы честно прошли

Свой доблестный путь благородный".

А. Архангельский. "Вы жертвою пали"

Победитель тот, кто создаёт мир лучший и более безопасный, чем довоенный.

Б.Г. Лиддел Гарт. "Стратегия непрямых действий"

Уже четыре десятилетия мы живём в эпоху постмодерна: наше сегодня это бесконечные рекомбинации осколков прошлого, своего и чужого. От этого возникает феерическое ощущение бесконечного повторения, которое нельзя прервать, как уже трижды виденный дурной сон.

Например, мне давно неловко смотреть на дискуссии между современными "западниками" и "славянофилами", а также на потуги "монархистов" опровергнуть "республиканцев", поскольку я помню, как поражали они меня своей нелепостью, когда подростком читал о них у Герцена.

Размышляя о модели российской действительности, вновь и вновь убеждаюсь: лучший способ понять её это представить, что ты попал в советский детский фильм с изображением вымышленного Запада, всех этих "Каинов XVIII", "Трёх толстяков", "Буратино"+ Или в детектив для подростков "про американскую жизнь". Возможно, талантливые советские режиссеры и писатели отображали в этих произведениях свой затаённый ужас перед царством сытого мещанства, приход которого на Русь предвидели ещё тогда ("тонким чутьём художника") сквозь грохочущий казённый оптимизм космических побед и коммунистических одолений+

В своих предыдущих рассуждениях (http://www.ej.ru/?a=note&id=10603) об общественных разногласиях я подошёл к теме диалектики умеренного и радикального в освободительном движении, предложив отличать Общественный проект (имеющий цель) от Общественного движения (имеющего также и сверхцель). Движение есть тень революции, её репетиция. Революция же всегда военная кампания, и её вождь, как вождь любого общественного движения, должен иметь качества полководца: способного в каждый момент точно оценить соотношение сил и моральный дух своих бойцов и противника, уметь заключать союзы, использовать перемирия+ Правоту же его доказывает лишь победа, убедительная и полноценная.

Революция это всегда попытка построить новый совершенный мир. В этом мире должны царить свобода и справедливость. Только одни считают, что дорога к справедливости лежит через свободу, а другие убеждены, что к свободе можно придти лишь путями справедливости.

Ошибочно полагать, что умеренные пытаются овладеть системой, а радикалы разрушить и тем плохи, поскольку несут хаос. Опыт событий марта-декабря 1917 г. и марта 1985 — декабря 1993 г. показывает и иной аспект динамики реформ и революции: умеренные преобразования расшатывают привычную жизнь, начинается разложение и распад, а радикальные создают новую реальность, новую систему, у которой тут же появляется своя устойчивость, своя традиция. Многие злые критики русских либералов подчёркивают, что их стремление превратить Святую Русь в синтез Франции с Англией куда более утопическая затея, чем вполне реалистическая задача, решенная Лениным и Сталиным, объединить два бреда Неовизантийскую империю Данилевского с "Опоньским царством" мужицкого эсхатологизма.

Искусство реформаторов-революционеров заключается в создании такой системы общественных институтов, которые сами, без использования "бога из машины" в виде террора или мобилизационных кампаний, обеспечат необходимую социально-политическую эволюцию, причём энергия этого движения будет осуществляться за счет освобождения внутренней социальной динамики. Радикалы же стремятся к "магической" политике к постоянному творению общественных чудес, противостоящих социальному естеству.

Путинизм, в т.ч. в своей наивысшей тандемократической точке, потому так стабилен и в политическом смысле вечен (ибо послеавгустовская Россия будет жить с Путиным в согласии и счастье и умрёт в один день*), что для всех его противников их конкуренты страшнее Кремля. Николай II усидел в октябре 1905 г., потому что для Гучкова он, подписавший Манифест, был предпочтительнее Савинкова с его бомбистами и черным переделом. Но через 11 лет всё поменялось, и царь пал в тот миг, когда для всех он стал сатаной на троне: средневековое дело Бейлиса, распутинщина, министерская чехарда, неспровоцированный разгон Думы, пулемёты, выкашивающие мирные демонстрации на Невском+ А Савинков, напротив, оказался очень решительным столичным комендантом.

Путин (обобщенный, разумеется, скажем, три в одном Кудрин, Сурков и Сечин) для либералов далеко не так ужасен, как приход к власти какого-нибудь Квачкова или Калашникова, с его национал-опричниной. Для сталинистов Путин, которого они тайно ещё надеются направить на строительство Пятой империи, разумеется, предпочтительнее "Солидарности".

Залог стабильности (и нарастающего гниения заживо) Кремля в том, что он содержит в себе по кусочку каждой оппозиции: либеральной, лево-сталинистской и право-монархической; и подпирается каждой из этих оппозиций, старательно стремящихся быть "равноудалённой" от другой.

Общество еще не осознало со всей отчетливостью, что путинизм это смерть для общества, для страны, для народа, что это социально-экономическая гангрена. Поэтому для оппозиционеров "другой" торжествующий олигарх, "коммуно-фашист" и прочие плоды ночных кошмаров, которые вдруг торжествующе расположатся в Кремле, перспектива куда более угрожающая, чем теоретический расчёт, говорящий о неминуемой латентной фашизации партии власти. В случае мощного общественного подъёма каждый из невольных участников оппозиционной коалиции будет ревностно следить, не успеет ли его соратник-соперник первым договориться с близкой ему придворной партией с тем чтобы потом совместно наброситься на бывшего союзника. Так Сталин в 1944-1945 годах боялся сепаратного мира постгитлеровской Германии с Англией и США и их совместной атаки на него чтобы "вернуть Красную Армию в Азию". Оппозиция всех мастей живёт в атмосфере политологических кошмаров: боится Февраля (обоих) и Октября (обоих), Августа (два раза) и Января**. Власть боится того же. Она боится страхом царя, Керенского и Горбачева+

В то же время большей частью рядовых оппозиционеров давно интуитивно осознана объединённая платформа оппозиции: соблюдение демократических свобод (включая честную юстицию) и ликвидация коррупции. Каждый понимает, что путинизм политически предельно слаб, что его сущность бонапартизм, он бесконечно виляет между центрами сил и комбинирует взаимоисключающие лозунги, опираясь лишь на пропаганду, обращенную к подсознательным маниям и комплексам. Путин выступает не как король, царь или генсек, за которым мощная традиция, сама по себе дающая ему легитимность. Его харизма революционная, она опирается только на жажду чуда.

Объединённые оппозиционеры могли бы давно спихнуть партию власти. Достаточно было в октябре 2009 года трем парламентским оппозиционным партиям, реально взбешённым наглейшим мухляжем на муниципальных выборах, не только покинуть Думу, но и отказаться занимать места в думах местных, создав общенациональный и региональные теневые парламенты, как результаты выборов были бы немедленно отменены, Чуров возвращён в политическое небытие, а избирательное законодательство радикально демократизировано. Но этого не произошло. В том числе и потому, что демократизация избирательного закона привела бы в Думу и другие партии, что нарушило бы монопольное положение номенклатурной оппозиции.

Но и без этих партий внесистемная оппозиция могла бы стать очень серьёзным фактором политики, например, если бы была осознана необходимость сочетания радикальных и умеренных выступлений. Именно так победили самодержавие и Горбачева.

Однако уже сейчас умеренные и радикалы ведут между собой наиболее яростные идеологические баталии. К несчастью, политизированное меньшинство слишком погружено в идеологические и исторические споры. У нас нет Партии высоких налогов и Партии низких налогов. Точнее, они есть, но в скромном зачаточном виде, в форме статей и трактатов.

Если бы оба крыла (высоких и низких налогов) российской демократической оппозиции существовали в политической реальности, то, несмотря на кажущийся доктринальный антагонизм, они бы могли заключить тактический союз. Ведь всё равно сегодня самый большой налог коррупционный. Поэтому свержение коррупционного режима и избавление от дани, которую выбивает силовая олигархия, даст такой импульс бизнесу, что тот без особого напряжения сможет принять отход от плоской шкалы, поддержку социальной инфраструктуры и прочие неизбежные при демократии популистские обременения.

Но партий налогов нет. Зато на авансцене политики (каждый вечер на арене Бим и Бом) яростно бьются Партия Катыни и Партия антикатыни. Довольно здравые инициативы отбросить исторические штудии во имя борьбы с сегодняшним злом, как назло, исходят от деятелей, которые бредят неосталинистской диктатурой и угрожают не только перевести либералов на форшмак (что в принципе сулит некоторый электоральный выигрыш), но и заставить мирных обывателей, мечтающих положить на свою банковскую карточку "кусочек Газпрома", строить какие-то космолёты и суперреакторы+ Естественно, что такая футуристическая платформа в качестве общеобьединяющей совершенно не катит+

Самое печальное, что в стране практически нет понятия общественной репутации. Только давление такой репутации, угроза потерять лицо, заставляют политиков в цивилизованном мире соблюдать писаные и неписаные "конвенции". У нас же никто и ничто не может гарантировать договороспособность политических акторов. "Мыльные" сериалы про объединения (демократов, левых, патриотов) об этом убедительно свидетельствуют. Поэтому любое объединение вырождается в пробу рейдерского захвата союзника. И возвращаясь к началу нашей грустной истории, необходимо отметить, что настоящий кризис "Стратегии-31" начался не в июле, когда Лимонову вежливо предложили возможность политического компромисса, и не в октябре, когда компромисс был заключен за его счёт, но в июне, когда после побоища 31 мая Движение за свободу митингов, казалось, достигло пика, и тут Лимонов, на глазах обомлевшей публики, объявил себя лидером объединённой оппозиции. И его стали осаживать. Совместными усилиями.

* День взаимной политической смерти РФ и ВВП нетрудно рассчитать по шутливой формуле: каждая последующая цивилизационная эпоха России в 3 (или в 3,14 — на любителя математики) раза короче предыдущей — свыше семидесяти коммунистических лет, порядка двухсот двадцати — петербургского периода, а с середины XII века — начало раздробленности княжеств и основание Москвы. По этой формуле путинизм и вся "августовская" государственность вместе с ним доживают последние 5-7 лет.

** Первый Февраль — 1917, второй — поджёг Рейхстага; Январь — назначение Гитлера рейхсканцером, День победы Германской национальной революции.

ЕВГЕНИЙ ИХЛОВ

06/12/2010